Бабах говорил очень мало. Выступал исключительно как ее сопровождающий.

Штурманн-Тейлор очень внимательно наблюдал за ними, по очереди изучая пристальным взглядом. Тану не отпускало чувство, что они участники психологической игры, и привести их в эту комнату, где они ели мясо убитых животных на глазах убитых животных, — значило провести своего рода эксперимент.

— Я имею в виду… — Спатт наклонился к Тане, и горячее дыхание, пропахшее мясом и алкоголем, обдало жаром ее лицо. Желудок скрутило, и она судорожно сглотнула. Не хватало еще опозориться, метнувшись в ванную. — Убийство и все, что случается потом, — это же спектакль, верно? Спектакль в театре смерти.

Как в этом зале. На этой веранде. Среди этой злобной роскоши. Буря за окном усилилась, ветер выл и свистел в камине, свечи дрожали, и огоньки метались туда-сюда.

— Неудивительно, почему нас так тянет к убийствам, — продолжал Спатт. — Такая теория проливает свет на патологии человечества. Она вынуждает анализировать черты нашего общества и нас самих, которые мы стараемся не замечать: насилие, гнев, ненависть, злобу, агрессию, жадность, жестокость, психические отклонения вплоть до серьезных заболеваний. Мне кажется, вот почему мы так много пишем о смерти. Мы создаем чудовищ, чтобы исследовать то, что отвратительно нам в нас самих, на примере существ, на нас непохожих. Потому что, если мы не придумаем монстров, нам придется посмотреть в зеркало и увидеть, что монстр смотрит на нас.

Тана взглянула на Бабаха — тот не отрываясь смотрел на Спатта. Стала думать о фотографиях Генри, стоявших на каминной полке в библиотеке. Как и многие покорители Севера, он носил ботинки «Баффин-Арктик». Может быть, у него как раз девятый размер. Когда они с Бабахом прибыли в лагерь, «дворецкий» отнес их мокрые вещи и обувь в прихожую. Возможно, ботинки Спатта лежали там же.

Грязную посуду унесли, подали горячее. Разлили по бокалам еще алкоголь. Тана каждый раз отказывалась от выпивки, но усталость тяжелым грузом навалилась на нее. Она решила подождать еще немного, а потом вежливо извиниться и уйти в свою комнату, по пути, если будет возможность, заглянув в прихожую, осмотреть подошвы ботинок Спатта. А потом почитать роман и поразмыслить о том, что увидела на фото. К тому же завтра ее ожидал ранний подъем и трудный день в лесу.

— Работа полицейских, — продолжал рассуждать Спатт, — показывает истинный авторитет государства. Она демонстрирует его власть над жизнью граждан. Вот почему в далекие времена канадцы посылали конных полицейских на Дикий Запад — чтобы укрепить чувство причастности, чтобы дать им возможность взять под контроль неприрученную природу, успокоить дикарей.

Тане вспомнился Кроу Удав с его ненавистью к полицейским. Бабушка как-то говорила ей, что слово, на языке дене[20] обозначающее полицейских, буквально означает «те, кто убирает трупы». Тогда она дала самой себе клятву. Она пообещала сломать этот глубоко укоренившийся стереотип хотя бы здесь, в Твин-Риверсе. Она решила сводить людей вместе, стать между ними посредником. Ей уже удалось убедить Виктора Барошкова позволить Джейми Удаву отработать ущерб, нанесенный в «Красном лосе». Она начала убеждать вождя Даппа Петерса в необходимости помощников. Конечно, именно эту философию ей навязывали федеральные силы. Но самой перейти от пустого бахвальства к делу, пусть даже небольшому, все же значило несколько иное.

— Почему вы придумали такое чудовище? — внезапно спросил Бабах.

— Ха! — ответил Спатт. — Это обычный прием рассказов о «сердце тьмы» — миф о том, что если путешественник отправится туда, где правит дикость, если забредет слишком далеко, слишком глубоко, его коснется то, что не подвластно цивилизации. Вернувшись оттуда, он изменится — в нем поселится та самая дикость. Он и сам станет Зверем. Довольно известная метафора, которую можно представить по-разному. Ее черты заметны в любой жуткой легенде. Тебя кусает вампир, и ты становишься вампиром. Тебя заражает зомби, и ты становишься зомби. Все это отражают юнгианские представления о человеческой душе, о том, где на самом деле правит тьма, в которой скрываются ваши чудовища.

Отставив в сторону стакан, Тана думала о Бабахе, о том, как он погрузился в мрачный мир преступности и вернулся, изменившись, приобретя черты этого мира.

— Спасибо за увлекательный разговор и прекрасный ужин, — сказала она, сложив салфетку и сунув под тарелку. — Если не возражаете, я пойду спать.

Она поднялась на ноги, но голова внезапно закружилась, и пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Штурманн-Тейлор резко поднялся вслед за ней.

— И вам спасибо за отличную компанию, констебль. Дворецкий отведет вас в спальню, — он взглянул на Бабаха. — Я распорядился, чтобы вам отвели соседние номера.

Бабах спокойно выдержал взгляд Штурманн-Тейлора. Его проверяли на прочность. Он молча кивнул.

Нервное напряжение сопровождало Тану по пути из зала по коридору. «Дворецкий» указывал путь, двигаясь молчаливой тенью среди каменных стен. Рядом с ним ей никак не удалось бы проскользнуть в прихожую.

Если она хочет взглянуть на ботинки Спатта, придется спросить самого Спатта.

Шел третий час ночи, когда Бабах наконец вошел в свой номер. Голова чуть кружилась от выпитого. Он закрыл за собой дверь, включил свет и чуть не подпрыгнул, увидев, что у его кровати стоит Тана в лосинах, стеганой куртке и носках. Волосы спадали ей на плечи, лицо было призрачно-белым.

— Что за…

— У тебя удивительно трезвый вид для того, кто всю ночь пил с мальчиками, — сказала она.

Бабах стянул фланелевую куртку, набросил на стул.

— Хочешь рассказать о том, что тебя тревожит? Что ты увидела на фото Спатта? — Он сел на кровать, стал снимать обувь. Он был разбит. Нужно было постараться, чтобы сохранить лицо перед Штурманн-Тейлором, поэтому он не уступая ему в выпивке.

Тана пропустила вопрос мимо ушей.

— Я почитала роман Спатта. Кто-то в самом деле действует по сценарию книги. Здесь всё. Отметины когтей, вырванные сердца, глаза. Оторванные головы. Кто-то делает это по меньшей мере четыре года. Может быть, сам Спатт. На одной из фотографий на нем ботинки «Баффин-Арктик». Нужно посмотреть на его обувь, выяснить размер.

— Мне кажется, девятый. Что сказал Чарли?

Она не сразу ответила.

— Сказал, что Аподаку, Санджита, Смитерс и Новак убили не дикие животные.

Бабах поднял глаза.

— Он уверен: животные пришли уже потом. До этого там побывало нечто иное.

— Нечто?

Она провела рукой по волосам.

— Чарли верит, что здесь в самом деле обитает дух, или зверь, или чудовище. Он разозлился, что Спатт украл местную легенду и поместил в книгу.